Петр Мошиньский – это известный польский патриот, меценат и коллекционер произведений искусства. В ссылке в России провел четырнадцать лет, четыре из них – в Сибири. Знаменитый польский художник Яцек Мальчевский отобразил персонаж Петра Мошиньского в виде лежащего на соломе и досках пожилого каторжника, спящего, а может быть, уже мертвого. Художник назвал свою картину «Последний», что являлось ссылкой на одноименную сибирскую поэму Зигмунта Красиньского с 1847 года. Портрет Мошиньского, хотя и не является точным отображением его сибирских переживаний, но по сегодняшний день остается символом его трагической судьбы, а также символом страданий польского народа после раздела страны.
Наш герой родился 30 апреля 1800 года в Лонёве. Был сыном Игнацего Хилярего Мошиньского и Зофии Ромишевской. Начальное образование получил в монастырской школе в Копживнице, а с 1811 года учился в элитной школе Theresianum в Вене. С 1823 года проживал в Житомире, так как был избран предводителем дворянства Волынской губернии. Годом раньше вошел в состав Совета провинциального патриотического товарищества, которое стремилось к получению Польшей независимости. В 1825 году, после падения восстания декабристов, царские власти разоблачили заговор в Польше. В феврале 1826 года, вследствие дачи показаний князем Антоном Яблоновским, Мошиньского арестовали и привели к царю Николаю I. В 1829 году он был осужден на 10 лет тяжелых работ. Этот приговор заменили потом на 12 лет ссылки в Тобольск в Сибирь, куда он прибыл 24-го января 1830 года. Только 27-го «дали ему первый раз деньги в руки». Несмотря на все, надо сказать, что жил он относительно комфортно, у него была собственная повозка и служба, – иметь это царские власти разрешили ему на 3000 рублей годового дохода, который давала его собственность в Царстве Польском на Волыни и Подолье.
В октябре 1831 года дошли до Тобольска слухи о падении Ноябрьского восстания. В конце года в Сибири начали появляться первые ссыльные из Польши. Благодаря семейным связям и большим деньгам, Мошиньский наладил близкие отношения с генералом - губернатором, Иваном Вельяминовым, от которого получил разрешение посещать заключенных и удовлетворять их нужды.
«Сообразно полномочьям после прибытья очередного конвоя я шел немедленно в тюрьму, разговаривал с ссыльными, расспрашивал об их нуждах и пожеланиях касательно их распределения в Сибири. Нужды эти я старался, по мере возможности, удовлетворять из собственного кармана, пожелания их, излагая в письменном виде, я оставлял в канцелярии военного губернатора, где находился специальный отдел, занимающийся ссыльными в Сибирь». Таким образом, используя собственные средства, Мошиньски развернул широкомасштабную благотворительную деятельность среди изгнанников, кормил голодных и угощал водкой. По мнению автора воспоминаний, это был «настоящий отец и попечитель всех осужденных, которые в знак уважения дали ему имя – блаженного Петра. Будучи состоятельным, он не жалел для соотечественников своих благ, раздаривал их щедро среди нуждающихся, и хотя помогал многим, сам жил бережливо и скудно. Для изгнанных земляков его двери были всегда открыты, а тем, у кого не было собственного дохода назначал пенсию, каждому 400 рублей в год».
Мошиньски особенно интересовался новыми группами ссыльных из Волыни, где когда-то был предводителем дворянства. Он помогал им в получении разрешения на проживание в частных квартирах, а не в казармах. Иногда ему удавалось изменить решение о распределении изгнанников, прибывающих в Тобольск. В знак благодарности за помощь сосланный в Сибирь фальшивомонетчик и одновременно художник Игнацы Юльян Цезик написал портрет и сделал скульптуру Мошиньского. Мошиньский обосновал так польскую библиотеку в Тобольске, которая служила нескольким поколениям ссыльных.
Пётр, так же, как многие из сибиряков, в принципе не питал вражды к русским, он хорошо их узнал и завязывал личные отношения. В Тобольске дружил с семьей генерала-губернатора Александра Муравьева, полюбил, как свою, их дочку Пашеньку. Когда она умерла, очень скорбел о ее смерти и даже после возвращения из ссылки держал на письменном столе ее миниатюру. Но все-таки держался по отношению к русским на расстоянии, что вытекало из патриотизма, сарматской гордости и панской щедрости. Давал обеды в почтение польским и русским гостям, угощал шампанским и икрой, играл им «мазурку Домбровского». На одном из приемов, опьяневший, произнес тост: – «Да здравствует Польша, долой Николая». Сидящий рядом полковник Келчевский бросил грозный взгляд на него и шепнул: «Иди ко всем чертям», но осушил рюмку. Потом споил до беспамятства всех собранных гостей, так что на следующий день никто не помнил опасного тоста.
Дом Мошиньского являлся местом встреч почти всех поляков, проживающих в Тобольске или проходящих через него в конвое. Из самых близких друзей надо перечислить: князя Романа Сангушко, Адольфа Янушкевича – близкого родственника Тадеуша Костюшки и участника Ноябрьского восстания, Юзефа Кобылецкого – литовского дворянина в службе русской армии, который во время восстания подал в отставку, чтобы не бороться с соотечественниками, за что его перевели в строгом порядке в Омск, где он руководил артиллерийским училищем, Якуба Шредера – бывшего знаменитого деятеля Народного масонства, а потом участника восстания. Кроме того, полковника Северына Кржыжановского, который до восстания возглавлял Патриотическое общество и больше года жил в доме Мошиньского.
Благодаря поддержке русских сановников Леона Дубельта и Эразма Стогова, 31 июня 1834 года Мошиньский получил разрешение покинуть Тобольск после 1666 дней ссылки. Вначале он проживал в Симбирске, где провел только 50 дней, а потом его перевели в Чернигов. В 1839 году он уехал в Киев, где генералом-губернатором был Дмитрий Бибиков. Именно благодаря его стараниям Мошиньский получил освобождение от изгнания и гражданские права. Бибиков так говорил о своем поступке: «пусть будет хоть один поляк, который скажет, Бибиков это хороший человек».
В ссылке Петр Мошиньский пользовался всеобщим почтением и ходил в ореоле славы народного мученичества. Кажется, наиболее точно писал в некрологе Людвик Дембицки: ''Исключительное клеймо оставляет Сибирь, среди ледяных пустынь внутренняя жизнь концентрируется сильнее, чувства доходят до хрустальной чистоты, не теряя пламени и тепла. Таким типом сибирского изгнанника, снаружи холодным – внутри горящим, был до конца Петр Мошиньский.»
Станислав Мерошевский, который в своем биографическом словаре писал «пером обмакнутом в желчи» и мало о ком хорошо высказывался, Петра считал «образцом благородства и чести» и добавил, что «не было человека более несчастного, чем Мошиньски». Вокруг нашего героя царил также мистический настрой. «Повсеместно известна история, – писал Станислав Тарновский, – той нищей еврейки, которой он помогал в Тобольске, отъезжающему Мошиньскому на прощание она нагадала о будущей судьбе. Предсказала все, что только плохого встретило его в жизни, и все точно сбылось, но на конец сказала, что после всего плохого дождется свободной Польши.... Так что не раз, видя его больным и в опасности, думалось: он ведь еще умереть не может!»
Скончался Петр Мошиньский 19 августа 1879 года.
Петр Билиньский